А. П. Чехов с артистами МХТ. 1899 год.
В 1901—1904 годы постановка пьес Чехова совпала с началом работы Горького в драматургии. О том, насколько разными были их пьесы и заключенное в них видение современности, можно догадаться уже по оценке Горьким «Вишневого сада» Чехова:
Нового — ни слова. Со сцены повеет на публику зеленой тоской. А — о чем тоска — не знаю.
М. Горький. Письмо К. П. Пятницкому (октябрь 1903 г.)
В театре намечается резкое противопоставление «чеховского» и «горьковского». Немирович-Данченко пишет Чехову письмо:
Ужасно надо твою пьесу! Не только театру, но и вообще литературе. Горький — Горьким, но слишком много Горькиады вредно. Может быть, я не в силах угнаться за этим движением, стар уже, хотя очень оберегаю себя от консерватизма... и при всем этом чувствую тоскливое тяготение к близким моей душе мелодиям твоего пера. Кончатся твои песни, и — мне кажется — окончится моя литературно-душевная жизнь. Я пишу выспренно, но ты знаешь, что это очень искренно. И поэтому, вероятно, никогда раньше меня не тянуло так к Тургеневу, как теперь. И в направлении репертуара мне хочется больше равновесия в этом смысле.
Вл. И. Немирович-Данченко. Письмо А. П. Чехову
Такова логика историко-литературного процесса: Чехов подготовил приход Горького в театр. В 1903 году МХТ получил «Вишневый сад». Станиславского эта пьеса невероятно потрясла:
Сейчас только прочел пьесу. Потрясен, не могу опомниться. Нахожусь в небывалом восторге. Считаю пьесу лучшей из всего прекрасного Вами написанного. Сердечно поздравляю гениального автора. Чувствую, ценю каждое слово. Благодарю за доставленное уже и предстоящее большое наслаждение.
Ежегодник МХТ. 1944. Т. 1. С. 223—224.
«Вишневый сад» ставился на сцене Художественного театра в течение 45 лет более 1200 раз. Пьеса прожила огромную сценическую жизнь. Первой со сцены МХТ сошла «Чайка», вслед за ней «Дядя Ваня» и «Три сестры», но «Вишневый сад» прочно вошел в репертуар. Время корректировало и расставляло свои акценты, менялись исполнители, но основа оставалась неизменной.
Удивительно то, что при таком головокружительном успехе чеховской пьесы сам драматург сурово отверг трактовку пьесы Немировичем-Данченко. Театральный режиссер пишет:
Тут был грех нашего театра, — нечего закрывать глаза, — было просто недопонимание Чехова, недопонимание его тонкого письма, недопонимание его необычайно нежных очертаний... Чехов оттачивал свой реализм до символа, а уловить эту нежную ткань произведения Чехова театру долго не удавалось; может быть, театр брал его слишком грубыми руками, а это, может быть, возбуждало Чехова, так что он это с трудом переносил.
Более того, Чехов заявлял, что ему «сгубили пьесу». С чем именно не мог примириться Чехов, пишет Станиславский:
Что его (Чехова) больше всего поражало и с чем он до самой смерти примириться не мог, это с тем, что его... «Вишневый сад» — тяжелая драма русской жизни. Он был искренне убежден, что это была веселая комедия, почти водевиль.
Ежегодник МХТ. 1943. С. 130.
Пройдет четверть века, но Немирович-Данченко не изменит своего мнения. В своей речи о Чехове 31 января 1929 года по случаю 25-летнего юбилея спектакля он скажет:
Относительно версии о том, что Чехов писал водевиль, что эту пьесу нужно ставить в сатирическом разрезе, — совершенно убежденно говорю, что этого не должно быть.
Сила мхатовского «Вишневого сада» состояла в многоплановости, а именно в желании уловить трагикомическую основу пьесы. Дальше Чехова ставили то в мистическом духе Метерлинка (Мейерхольд, 1904), то в комедийном ключе (Лобанов, 1934), то еще кто во что горазд. Однако эти попытки мало что давали в понимании Чехова. Наиболее верным решением оставалось видение Станиславского и Немировича-Данченко.
