Заметки о русской литературе, культуре, языке

Позднее Ctrl + ↑

Предлоги и союзы

Предлог

Договоримся, что предлогом мы называем служебную часть речи, которая связывает существительное, местоимение и числительное с другими словами в словосочетании и предложении.

Есть ли у предлога значение? Да, зачастую мы можем его определить и без предложения. Например, предлог из-за обладает пространственным или причинным значением: сидеть на карантине из-за коронавируса, смотреть из-за калитки.

Предлоги, как и все служебные части речи, не являются членами предложения, к ним нельзя задать вопрос.

Предлоги делятся на две группы.

  1. Непроизводные (первообразные). Такие предлоги не связаны с другими частями речи: до, перед, при, с, у, через и др.
  2. Производные (непервообразные). Связаны с другими частями речи, то есть образованы от наречия (напротив, вдоль, рядом с), именных частей речи (в течение, в противоположность, посредством), глаголов (благодаря, невзирая на, начиная с).

Спорный вопрос с классификацией предлогов из-за и из-под. С одной стороны, они считаются непроизводными. С другой стороны, они образованы от других предлгов (из, за, под) и потому производны.

Все предлоги можно разделить на другие две группы.

  1. Простые. Такие предлоги пишутся без пробела: около, в, вследствие и т. д.
  2. Составные. Пишутся с пробелами и / или могут состоять из нескольких компонентов: в течение, в продолжение, во время, в связи, по направлению к и др. Все составные предлоги являются производными.

Главная проблема — отличить производный предлог от других частей речи.

Есть две подсказки. Во-первых, к предлогу, как мы помним, нельзя задать вопрос. Во-вторых, производный предлог порой можно заменить непроизводным. Например, Накануне пандемии мы ходили в школу — Перед пандемией мы ходили в школу.

Не забываем, что предлог благодаря сочетается с дательным падежом существительного (благодаря коронавирусу, благодаря изоляции), а деепричастие благодаря сочетается с винительным падежом существительного (благодаря дистант, благодаря себя).

Правописание предлогов

  1. Предлоги из-за, из-под, по-за, по-над пишутся через дефис.
  2. Предлоги ввиду, вместо, вроде, вследствие, наподобие, насчет, сверх пишутся слитно.
  3. Предлоги в виде, в связи (с), в продолжение, в течение пишутся раздельно.
  4. У предлогов в течение, в заключение, вследствие на конце пишется буква е.

Особенности употребления падежной формы существительного

  1. После предлогов благодаря, согласно, вопреки, подобно имена существительные употребляются только в форме дательного падежа и ни в какой другой. Например, неверно построенным считается такое предложение: *Согласно вышедших постановлений, выходить из дома нежелательно. Верно: Согласно вышедшим постановлениям, выходить из дома нежелательно.
  2. Предлог благодаря имеет значение причинности. Но мы можем употребить его только тогда, когда речь идёт о положительном результате. Поэтому нельзя сказать так: *Благодаря пандемии, мы ушли на карантин. В таких случаях мы заменяем благодаря на предлог из-за.
  3. Непроизводный предлог по в значении ‘после чего-либо’ употребляется с существительным только в форме предложного падежа, а не дательного. Поэтому неправильны такие варианты: *По прибытию в Москву он почувствовал себя плохо, *По приезду в Венецию я сразу посетил нескольких своих давних знакомых. Мы используем только предложный падеж: по прибытии, по приезде, по завершении, по окончании.

Союз

Союзом мы называем служебную часть речи, которая связывает члены предложения, части сложного предложения и отдельные предложения в тексте.

Как и все служебные части речи, союзы не отвечают на вопросы и не являются членами предложения.

Союзы делятся на две группы:

  1. Сочинительные союзы Устанавливают равноправие соединяемых компонентов. Связывают однородные члены предложения, части сложносочиненного предложения, предложения в тексте. Например, Гулять нужно не только утром, но и вечером, Летом светило солнце, а я сидел дома, Мы все ждали наступления весны. Но наши планы изменились. Сочинительные союзы делятся на соединительные, разделительные, противительные, градационные, пояснительные, присоединительные.
  2. Подчинительные союзы. Связывают неравноправные компоненты, указывая на зависимость одного на другой. Чаще всего употребляются в сложноподчиненных предложениях.

Как и предлоги, союзы могут быть непроизводными (первообразными) и производными (непервообразными). Например, но, или, а и хотя, чтобы. Союзы могут быть простыми и составными. Например, когда, ибо и так как, в то время как. К составным союзам также относятся двойные, части которых находятся на удалении друг от друга внутри предложения (не только... но и, не столько... сколько) и повторяющиеся (то... то, или... или).

Правописание союзов

  1. Мы отличаем слитное написание союза чтобы от раздельного написания местоимения и частицы что бы. Проверка: если мы можем переставить частицу бы в другое место предложения, то писать нужно раздельно. Например, Что бы ещё сделать дома в карантин? — Что ещё сделать бы дома в карантин?.
  2. Нужно запомнить написание сочетания во что бы то ни стало.
  3. Очень часто люди ошибаются с написанием союзов тоже и также. Их легко спутать с местоимением и частицей то же и наречием и частицей так же. Как не запутаться? Тоже и также являются союзами и пишутся слитно, если их можно заменить другим союзом и. Например, Он также отправился домой — И он отправился домой. В свою очередь, при сочетаниях то же и так же часто стоят дополнительные слова: то же самое, то же что, так же как. Например, Дети говорили то же, что и взрослые, Следующее лето мы проведём так же, как в прошлом году. Запомним и написание сочетания точно так же.

Письмо Е. И. Замятина Ю. Анненкову

Друг Замятина, известный художник Ю. П. Анненков вспоминал об одном разговоре с писателем после 1917 года. Инженер по образованию, Замятин утверждал, что человеческую жизнь нельзя свести к схеме или чертежу, потому что в человеке, помимо его физических, материальных свойств и потребностей, имеется ещё иррациональное начало. Оно не поддаётся точному учёту, дозировке, поэтому любой чертёж рано или поздно будет «взорван». Есть все основания считать, что этот спор положил начало первому черновику будущего романа «Мы», который будет закончен в 1920 году. Ю. Анненков пишет:

Форму своего языка Замятин обернул именно против математичности, против организованности, против «железной логики» точных наук. Будучи инженером-кораблестроителем, то есть человеком, привыкшим к общению с миром непогрешимых, заранее предначертанных схем, он не страдал, однако, «детской болезнью» обожествления схематики, и поэтому Замятину становилось все труднее жить в условиях советского режима, построенного на «плановости» и рационализации.

— Я люблю быть точным, — произнёс Замятин, — сказанные слова часто забываются. Стенографистки у нас, к сожалению, нет. Поэтому я отвечу тебе письменно.

Вот текст этого замятинского письма.

Это письмо Замятина было впервые опубликовано в «Социалистическом вестнике» (Нью-Йорк; 1954, июнь). В год его написания (1921) Замятин пытался напечатать его в петроградской еженедельной газете «Жизнь искусства», но редакция этого органа категорически воспротивилась.

Дорогой мой Юрий Анненков! Я сдаюсь: ты прав. Техника — всемогуща, всеблаженна. Будет время, когда во всём — только организованность и целесообразность, когда человек и природа обратятся в формулу, в клавиатуру.

И вот — я вижу это блаженное время. Всё симплифицировано. В архитектуре допущена только одна форма — куб. Цветы? Они нецелесообразны, это — красота бесполезная: их нет. Деревьев тоже. Музыка — это, конечно, только звучащие Пифагоровы штаны. Из произведений древней эпохи в хрестоматию вошло только:

Расписание железных дорог.

Люди смазаны машинным маслом, начищены и точны, как шестиколёсный герой Расписания. Уклонение от норм называют безумием. А потому уклоняющихся от норм Шекспиров, Достоевских и Скрябиных завязывают в сумасшедшие рубахи и сажают в пробковые изоляторы. Детей изготовляют на фабриках — сотнями, в оригинальных упаковках, как патентованные средства; раньше, говорят, это делали каким-то кустарным способом. Ещё тысячелетие — и от соответствующих органов останутся только розовые прыщички (вроде того, как сейчас у мужчин на груди слева и справа). Впрочем, пока кое-какие, воробьиные, ещё уцелели, но любовь заменена полезным, в назначенный час, отправлением сексуальных надобностей; как и отправление прочих естественных надобностей, оно происходит в роскошнейших, благоухающих уборных — нечто вроде доисторических римских терм...

И вот, в этот рай — попал ты, милейший Юрий Анненков. Не этот, выдумавший с тоски индустриализацию искусства, а настоящий, озорной, лентяй, беспутник, аккуратный только в одном: в опаздывании, не дурак выпить и в пику мне присоединиться к Мэри.

Дорогой мой друг! В этой целесообразной, организованной и точнейшей вселенной тебя укачало бы в полчаса...

В человеке есть два драгоценных начала: мозг и секс. От первого — вся наука, от второго — всё искусство. И отрезать от себя всё искусство или вогнать его в мозг — это значит отрезать... ну да, и остаться с одним только прыщиком.

Человек с прыщиком может говорить о маркизочках, занимающихся блудом. Блуд, сиречь нарушение расписаний, установленных законным браком, есть, конечно, институт антирелигиозный и неорганизованный. А по-моему, маркизочка, если она занимается своим делом от души и красива, — чудесная женщина. И человек, который хорошо изображает любовь и учит любви тех, кто это плохо знает, — полезный человек.

Твоя формула искусства — «наука, познающей и организовывающей жизнь» — это формула искусства для скопцов, для замаринованных в уксусе, вроде моего достопочтенного викария Дьюли и «Островитянах», у которого вся жизнь — по расписанию, и любовь тоже (по субботам), и уже, конечно (да здравствует человек будущего — м-р Дьюли!), никакой игры, никакой прихоти, бесполезного каприза, случайности — всё организовано и целесообразно...

Милый мой Анненков, ты заразился машинобожием. Религия материалистическая, находящаяся под высочайшим покровительством — так же убога, как и всякая другая. И как всякая другая — это только стенка, которую человек строит из трусости, чтобы отгородиться ею от бесконечности. По эту сторону стенки — всё так симплифицировано, монистично, уютно, а по ту — заглянуть не хватит духу.

Какой-то мудрый астрономический профессор (фамилию забыл) вычислил недавно, что вселенная-то, оказывается, вовсе не бесконечна, форма её сферическая и радиус её — столько-то десятков тысяч астрономических, световых лет. А что если спросить его: ну, а дальше-то, за пределами вашей сферической и конечной вселенной — что там? А дальше, Анненков, дальше, за твоим бесконечным техническим прогрессом? Ну, восхитительная твоя уборная; ну, ещё более восхитительная, с музыкой (Пифагоровы штаны); ну, наконец, единая, интернациональная, восхитительная, восхитительнейшая, благоуханнейшая уборная — а дальше?

А дальше — все из восхитительнейших уборных побегут под неорганизованные и нецелесообразные кусты. И, уверен, раньше других — ты. Потому что твои картины и рисунки спорят с тобой гораздо лучше меня. И сколько бы ты ни говорил машинопоклонных слов — ты, к счастью, не перестанешь тоже писать «Жёлтые трауры» и прочие, к счастью — нецелесообразные картины.

Твой Евг. Замятин.

Из воспоминаний о Горьком

Один из посетителей Горького в последние годы его жизни спросил его, как бы он определил время, прожитое им в советской России?
Максим Горький ответил:
— Максимально горьким.

(Из воспоминаний Ю. Анненкова)

Ю. Анненков. Максим Горький

Ю. М. Лотман «Чему же учатся люди?»

Из выступления на открытии русской гимназии при Тартуском университете, 1990 г.

Прежде всего позвольте поздравить вас с тем, что вы находитесь в стенах Университета, и с началом нашей с вами работы.

Университетское образование, как и всякое высшее образование, означает иную ступень по сравнению со средней школой. И одна из особенностей этой ступени в том, что здесь уже нет верха и низа — учителей и учеников — здесь все коллеги, т. е. люди, которые работают вместе. Ведь работа высшего учебного заведения состоит в сотрудничестве, т. е. когда одни хотят учиться, а другие им помогают в этом. Принуждение, обязательный «насильственный» контроль остались на низшей ступени образования. И отношение преподавателей к вам будет иное. Это будет отношение коллеги к младшему коллеге.

Но это означает не то, что станет легче, а то, что станет труднее. И вообще, ничего лёгкого в хорошем деле быть не может. Это будет трудное дело, потому что нет контролёра строже, чем сам человек (если нет такого внутреннего контролёра, то нет высшего образования). Правда, не существует такой линии, которая отрезала бы от нас детство, отрезала потом юность... И элементы средней школы и детство часто вторгаются в университет: не будем делать секрета из того, что некоторые студенты подсказывают друг другу и даже видят некоторый спорт в том, чтобы поменьше выучить и получше получить. Это школьный подход. Но школьный подход нормален лишь в своё время: «Смешон и ветренный старик, смешон и юноша степенный».

У вас сегодня может начаться другой возраст. Возраст — это не количество прожитых вами дней, а поведение, которое вы можете осуществлять.

Но давайте подумаем! Я не случайно так сказал, это слово любил философ Сократ. Своих учеников Сократ никогда не учил правильному, никогда на вопрос учеников не отвечал: «Поступайте так». Он говорил: «Давайте подумаем!». А что значит «подумаем»? — Вы не знаете, как поступить, я тоже не знаю, как вам поступить. Вы пришли не как школьники, получить правильный ответ, вы пришли к коллеге посоветоваться, подумать вместе. А вместе думать действительно лучше. Именно различия во мнениях помогают продвигаться к истине.

Посмотрите, вот кто мы с вами? Можно сказать, что мы очень умные и хорошие машины. Мы умеем делать много разных вещей. Но какая особенность у каждой машины? — У  всех разные лица. А зачем? Казалось, было бы проще, чтобы у всех были одинаковые лица. Было бы легче во многом, может быть, было бы меньше ошибок... Но для чего-то нужно, чтобы у нас были разные лица, разные характеры, разный опыт, чтобы мы все были разными людьми.

Философ Руссо, написавший самую откровенную книгу в истории человечества, где не просто рассказал о себе, о своих положительных и плохих качествах (ими тоже можно гордиться, если такой характер), он рассказал о своих стыдных поступках, он всего открыл себя, написав сверху: «В коже и без кожи». В этой книге он написал: Я ТАКОЙ, КАК ВСЕ, И Я НИ НА КОГО НЕ ПОХОЖ. Это очень глубокое замечание: человек, во-первых такой, как и все другие люди, а во-вторых, он индивидуален, он один такой и другого такого же нет. Поэтому он может сказать что-то такое, чего другие не знают. И потому вся наша жизнь, всё наше обучение находится на двух дорогах. По одному пути мы рдём, чтобы быть такими, как другие, для того, чтобы понимать других людей и чтобы они могли понимать нас. Но надо иметь в виду и то, что другому меня не так легко понять... Вот правила уличного движения все понимают одинаково, кроме тех, кто их не знает или плохо о них осведомлён. А Пушкина все понимают одинаково? — Нет, все по-разному. И не говорите, что одни его понимают правильно, а другие — неправильно. Пушкин перед каждым выступает так, как будто он сейчас и именно для него написал. И вы всё время имеете возможность разговаривать с гениальным человеком, который сам хочет вам что-то сказать. Только откройте уши, только будьте внимательны! Главная беда нашего века состоит в том, что у нас закрыты глаза и уши. И значительная часть вашего образования состоит в том, чтобы открыть глаза и уши и увидеть, как говорил Гоголь, чего не зрят равнодушные очи...

И тут мы подходим к одной вещи, которая вам известна по не очень литературному, но всем понятному слову — «наплевать»: «А мне наплевать!». Определить культуру человека можно по одному признаку: на что ему не наплевать, что его не трогает.

Жизнь каждого человека проходит в неких изолированных кругах. Один живёт в маленьком кружке, другой — в круге побольше, третий — в ещё большем. Величина вашего круга определяется многими признаками: что вам любопытно, что вы знаете, что вас интересует и — ещё один и очень важный — что вам больно? Одному, например, больно, когда его ударят, а другой на это только скажет: ну по морде, это не опасно, лишь бы не убили. Круг побольше, когда человек на оскорбление отвечал дуэлью, и говорил, что оскорбление хуже, чем смерть: смерть не может унизить человека, а оскорбления я не перенесу. Другой скажет, я не перенесу оскорбления людей, которых я люблю: я не дам обижать моих детей, не дам оскорблять свою мать, но вот чужого человека... Помните, как у Гоголя, «чего не зрят равнодушные очи». Когда больно от чужой боли — это и есть самый большой круг, круг культурного человека.

Конечно, нельзя сделать так: я сегодня проснулся, захотел стать культурным и начал сочувствовать униженным и оскорбленным. Так не бывает, и самые добрые намерения здесь не помогут. Надо вырабатывать душу.

Есть много признаков, отличающих человека от животного. Я не к тому, что человек умный, а животное глупое. Животное совсем не глупое. Животное обладает большим умом, но его ум всегда связан с определённой ситуацией. Знаете выражение: «Как баран перед новыми воротами». Это не значит, что баран — глупое животное. Баран обладает высоким уровнем интеллекта. Но его интеллект прикован к определённой ситуации, он теряется. А человек всегда находится в непредвиденной ситуации. И тут у него есть только две ноги: интеллект и совесть. Как совесть без развитого интеллекта слепа, но не опасна, так опасен интеллект без совести.

Мы живём в очень интересное время. И хотя неинтересных времён нет, бывают такие времена, в которых историки, оставляя чистые страницы, отмечают, что ничего не произошло. А те страницы, которые полностью исписаны, в такое время жизнь ничего лёгкого не представляет. Она тогда требует от человека очень многого. Человек перестаёт быть винтиком, у него возникает множество ситуаций, когда появляется возможность выбора: поступить одним или другим способом. Каким? — На это ему дана совесть и потому его можно судить. Нельзя судить камень за то, что он падает вниз, но не говорите себе: «Я был в таком положении, я ничего плохого не хотел, но были такие обстоятельства, я иначе поступить не мог»... Это неправда! Не бывает обстоятельств, когда нельзя поступить иначе. А если у нас такие обстоятельства всё-таки находятся, значит у нас нет совести. Совесть — это то, что диктует, как поступить, когда есть выбор. А выбор есть всегда... Выбор — вещь тяжёлая, поэтому дураком быть легче, с дурака нет спросу: «Мне приказали, а что я мог сделать?», «Меня привели, а вы бы сами попробовали...»

Я напомню слова декабриста Пущина, друга Пушкина, сказанные им в разговоре с царём. Человек, у которого руки были скованы, на вопрос Николая: «Как вы решились на такое дело?» — отвечал: «Иначе я бы считал себя подлецом». Этим он говорил: у меня есть совесть, есть выбор: либо эти руки в этих цепях, либо я сам cебя буду считать подлецом. История показала, что высокая нравственность этих людей помогла им перенести самые тяжкие испытания, выпавшие на их долю в Сибири. И физически они сохранились лучше, чем те, кто в ту же николаевскую эпоху своих друзей предал, потом сделал карьеру, и всё у них внешне шло хорошо и чудно...

Итак, чему же учатся люди? Люди учатся Знанию, люди учатся Памяти, люди учатся Совести. Это три предмета, которые необходимы в любой Школе, и которые вобрало в себя искусство. А искусство это по сути своей Книга Памяти и Совести. Нам надо только научиться читать эту Книгу. Я надеюсь, что мы для этого и собрались здесь.

О карантине

3 сентября Пушкин приехал в Болдино, надеясь за месяц справиться со своими делами и вернуться в Москву, чтобы справить свадьбу. Но покинуть Болдино было невозможно: «Около меня Колера Морбус. Знаешь ли, что это за зверь? того и гляди, что забежит он и в Болдино, да всех нас перекусает». Холера — «очень миленькая особа». Эпидемия усиливается, а срок отъезда становится всё более неясным. Плетнёву: «Ты не можешь вообразить, как весело удрать от невесты, да и засесть стихи писать». Осенью в Болдино закончен «Евгений Онегин», написаны «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», множество стихотворений.

Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья.

Четырнадцать карантинов преграждали путь к Москве. Болдино стало воплощением свободы — вдали от Бенкендорфа, посторонних людей, светской суеты.

...смотреть в глаза людские,
И пить вино, и женщин целовать,
И яростью желаний полнить вечер,
Когда жара мешает днём мечтать,
И песни петь! И слушать в мире ветер!

(из А. Блока)

Н. Ульянов. Пушкин в Михайловском (1936)

Одна пушкинская строка и одно школьное сочинение

Е. В. Муковнин «Уж небо осенью дышало...» (2007)

В этом учебном году на уроках литературы в 9 классе мы обстоятельно прочли один из пушкинских шедевров — «На холмах Грузии...». Расскажу я не о том, как проходила наша работа над стихотворением, а о сочинении, которое последовало за ней.

Очевидно, что сочинение по литературе не должно проверять знания учащихся. В этом нет никакого смысла. Допустим, мы даём школьникам такую тему: «Любовь в стихотворении А. С. Пушкина „На холмах Грузии...“». Что мы получим? Подобная работа сведется к неосмысленному повторению учащимися уже сказанного одноклассниками и учителем на уроке. Стихотворение будет подменено информацией о стихотворении. Ни о каком живом понимании здесь не будет и речи. Поэтому во время классного сочинения я даю такую тему, которая заставит не только по-новому взглянуть на уже известное, но и подтолкнет на творческий поиск ответа. К этому ответу ребята подведены работой на предыдущих уроках по поэзии Пушкина.

Итак, тема классного сочинения: «Два стихотворения А. Пушкина о любви („На холмах Грузии...“ и „Я вас любил...“)». Отдельно предупреждаю, что писать нужно не всё подряд. Задача — сравнить два стихотворения, написанных в один и тот же год, имеющих даже одинаковый объём в восемь строк. Специально не даю никаких критериев для сравнения — их нужно установить самостоятельно (у каждого они будут свои). Желательно сказать не только о том, что объединяет два стихотворения, но и о том, чем они отличаются. Можно пользоваться своими записями в тетради, текстами стихотворений, черновиками (хоть и «Я вас любил...» учащиеся сдают наизусть — в этом плане сочинение влияет также и на другие виды работ).

Малый объём двух стихотворений вынуждал пишущих вчитываться едва ли не в каждое пушкинское слово, размышлять над отдельными строчками. Такая работа видится полезной: она учит читать лирику как лирику, соразмышлять, слушать и слышать голос поэта.

Автограф пушкинского стихотворения «На холмах Грузии...», который стоит показать ребятам. Он убеждает нас в том, что в этом восьмистишии нет ни одного лишнего слова — над каждым велась скрупулезная работа.

Что получилось в итоге? Писали об общем и о разном в двух стихотворениях. Начну с того общего, что было понято большинством.

В обоих стихотворениях изображается неугасшая любовь и грусть оттого, что лирический герой любил безответно.

«Любовь ещё... угасла не совсем» и «Сердце... не любить... не может». Любовь лирического героя живёт всегда — сердце не может не любить. <...> «Печаль моя полна тобою, / Тобой, одной тобой» и «То ревностью томим... Как дай вам бог любимой быть другим». Любовь в обоих случаях является безответной.

Половина писавших сочинение отмечают безответную любовь. И в первом, и во втором случае перед нами воспоминание о любви, которая осветила всю жизнь человека. Несмотря на то, что адресат стихотворения «Я вас любил...» до сих пор неизвестен и является предметом дискуссий, трудно не согласиться с подобным суждением.

Открываем книгу С. А. Фомичева «Поэзия Пушкина. Творческая эволюция» (1986): «Стихотворение рождается в печальный миг, и это не резко, как всё в этом стихотворении, но отчётливо обозначено единственным тропом: „любовь — угасла“. <...> Грусть уходящего чувства, но исчезновение это не опустошает: любовь запечатлелась в сердце поэта и воспоминание о ней не тягостно, а благотворно».

Фомичев С. А. Поэзия Пушкина. Творческая эволюция. Л.: Наука, 1986. С. 185.

Итак, уходящее чувство, которое восполняет сердечную пустоту. Уходящее, но не ушедшее окончательно. Эту тонкую связь двух стихотворений ощутили уже далеко не все. Вот что писали девятиклассники:

Первое стихотворение говорит нам «люблю», тогда как второе — «любил». Время — первое различие.

Другой девятиклассник так оспорил это суждение:

Обратим внимание на глаголы в каждом из стихотворений. В «На холмах Грузии...» в приоритете у автора глаголы настоящего времени (шумит, мучит, тревожит, горит, любит). Это может говорить о временном промежутке переживаний лирического героя. А конкретно, о настоящем. <...> Если же обратиться к стихотворению «Я вас любил...», то мы можем заметить... глаголы прошедшего времени: любил, угасла. Это может говорить нам о том, что сила любви лирического героя значительно снизилась, но не угасла до конца. В обоих стихотворениях используются глаголы несовершенно-го вида, то есть лирический герой ещё не разлюбил, да и, скорее всего, никогда не сможет, потому что этот огонёк будет слабо, но вечно гореть в душе любящего человека.

В «На холмах Грузии...» лирический герой смирился с расставанием и готов любить дальше. В стихотворении «Я вас любил...» он не смог смириться с утратой любимого человека, и он будет продолжать любить дальше.

Нет, не смирился он в обоих стихотворениях: «Сердце вновь ГОРИТ и ЛЮБИТ — оттого, / что НЕ ЛЮБИТЬ оно НЕ МОЖЕТ». Здесь разная мера страдания и печали, но общее отношение к ней — невозможность смириться с разлукой, а напротив, готовность мужественно перенести её. Это пушкинское отношение к настоящему чувству увидели тоже не все.

А теперь самое трудное: различие между двумя стихотворениями. Почти все писавшие обратили внимание на последнюю строчку: «Как дай вам бог любимой быть другим». Она и вызвала наибольшие затруднения. И в этих затруднениях и проявилась одна из главных проблем понимания поэтических произведений школьниками вообще — формализм.

В «На холмах Грузии...» нет ни одного местоимения «я», лирический герой ставит себя на второе место по важности, уступая первое место объекту своей любви. А «Я вас любил...» начинается с «я», и это местоимение присутствует в половине строчек. Объект любви перестает быть самым важным, лирический герой выпускает его из своих мыслей.

В этой интерпретации второго стихотворения сказались особенности работы в классе над первым. Вопрос о «безличности» синтаксического рисунка «На холмах Грузии...» я задавал ребятам на уроке. Так мы делали вывод о жертвенном характере любви, в котором недопустимо никакое «я». Вместо «я люблю» у Пушкина «сердце любит». И потому провокационным оказалось повторение «я» в стихотворении «Я вас любил...». Велик соблазн увидеть эгоистический характер влюбленности. И ведь действительно, в «Я вас любил...» пять «я» на восемь поэтических строк. Но всё это только математический подсчет, формальная сторона. Нам предстоит вчитаться в эти самые строки, услышать их, а не делать скорых выводов.

На уроке анализа сочинений я спросил учащихся: «Получается, что все стихотворения о любви в мировой поэзии, в которых есть „я“, эгоистичны?» Вспомним сонет Шекспира:

Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.

То же и у Пушкина. Ведь если мысль была бы замкнута исключительно на себе, то не было бы никакого смысла желать возлюбленной счастья. И не было бы смысла вообще желать ей такой же любви, как своей собственной. Нет, тут дело не в формальном повторении «я». Только 23 % из числа писавших увидели (хоть и по-разному), что стоит за этой поэтической строчкой. Всего одной пушкинской строкой. И сколько всего увидели!

Лирические герои в этих стихотворениях не эгоистичны, а наоборот, самоотверженны, так как один способен отказаться от своей любви во имя любимой, а другой на расстоянии от неё отказывается от своих выгод.

В «На холмах Грузии...» сама печаль связана с объектом любви лирического героя... А в стихотворении «Я вас любил...» акцент перенесён на будущее состояние возлюбленной. Лирический герой не хочет докучать собой, потому как он понял, что любовь его безответна. Он оставляет свои чувства в стороне ради счастья другого человека, ведь поступив иначе, лирический герой может причинить ему боль, что недопустимо из-за любви к нему: «Я не хочу печалить вас ничем».

В стихотворениях есть однокоренные слова «печаль» и «печалить»: «Печаль моя светла» и «Я не хочу печалить вас ничем». Но если подумать, то за ними стоят разные переживания. В первом случае лирический герой сам чувствует эту печаль и грусть, а во втором герой говорит о том, что не хочет передавать это состояние своей возлюбленной. То есть во втором стихотворении герой не говорит конкретно, что чувствует сейчас боль или грусть, а он беспокоится о девушке, о том, как она себя чувствует.

Пушкин пишет: «Я вас любил так искренно, так нежно...» — нежность означает заботу. Он заботится о ней, и он не хочет резко врываться в её жизнь, он даже не сообщает о любви: «Я вас любил безмолвно». А теперь он понимает, что причинял ей страдания и решает сделать вид, будто разлюбил. <...> Это признак очень большой, но самопожертвенной любви.

Поэт всё ещё любит, но понимает, что этим он только тревожит свою избранницу. Автор желает ей найти другого человека, которого она полюбит. Это доказывает искренность и силу его чувств. Он хочет, чтобы она была счастлива, несмотря ни на что.

Только сделать вид. Смягчить свои признания не ради себя, а ради неё (отсюда вводное сочетание «любовь ещё, БЫТЬ МОЖЕТ, в душе моей...»). И даже отречься от своей любви ради её счастья. Пожертвовать всем, даже своим чувством, во имя её покоя. Здесь нет никакого эго. Любящий отказывается от любви не из-за собственной слабости, а как раз потому, что силён. С. А. Фомичев в цитировавшейся выше книге так объясняет многократное повторение «я» в стихотворении:

Не только последняя строка, но и всё стихотворение — мольба о счастье любимой. В самой фразе «Я вас любил», повторённой, как заклинание, трижды, метрическое ударение падает на слово «вас», оставляя первое слово безударным.

Безударное «я», жертвенный характер любви в «Я вас любил...» — всё это в одном из сочинений получило новый интересный поворот:

Можно заметить, как обращается автор к девушкам: в первом стихотворении используется только «ты», а во втором — «вы». Это может показывать различие самих чувств Пушкина. В «Я вас любил...» он отдаляет себя, как и любовь, от девушки, а в «На холмах Грузии...» он наоборот пытается стать ближе, два раза обращаясь: «Тобой, одной тобой...».

Одна пушкинская строчка — и столько разных мыслей, сосредоточенных вокруг неё. Вот наглядная демонстрация неисчерпаемости пушкинского слова. Об этом я также говорил на уроке анализа сочинений. Айсберг, у которого только 1/7 находится на поверхности, а всё остальное скрыто в морских глубинах. «Семя, рождающее леса» (А. Платонов).

Так появилась идея для будущего года: сосредоточить разбор «Я вас любил...» на этой одной строке. Оставим тему сочинения прежней, но при ее объявлении зададим два наводящих вопроса.

  1. Чем объяснить отсутствие «я» и повторяемость «я» в первом и во втором стихотворении?
  2. Что, на ваш взгляд, стоит за местоимением «ничем» в строке «Я не хочу печалить вас ничем»?

Так получилось бы сосредоточить внимание пишущих на смысле даже не отдельных строк, а отдельных слов («я» — «ничем»). Ожидать, что весь класс услышит Пушкина, разумеется, не стоит. Но подобного рода вчитывание, вслушивание в микрофрагменты помогло бы глубже проникнуть в текст, по-новому посмотреть на то, что казалось уже понятным.

Уже после сочинения я прочитал у В. С. Непомнящего:

Преподаватель филологического факультета рассказывает о семинаре по Пушкину, проведённом с 20 студентами. Разговор шёл о стихотворении «Я вас любил...». Студентам был задан вопрос, как они понимают последние две строки:

Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.

19 студентов ответили, что это... ирония. 20-й ответ был — насмешка.

Услышав такое от молодого поколения («нашего будущего»), впору удавиться. Никому из ребят (а они сейчас, как правило, умные) не пришла в голову мысль о великодушии и бескорыстии, о готовности к жертве во имя другого, о той истинной любви, которая, по ап. Павлу, «не ищет своего». Ни о чём человеческом. Словно и чувств таких не существует. В головы пришло только мелкое, своекорыстное и удручающе пошлое. «Рыночное».

Непомнящий В. С. Речь не о Пушкине // Литературная газета. 2009. № 23 (6227).

Тут нечего добавить. Когда произведение искусства находится на недосягаемой высоте, то у современного человека возникает желание «заземлить» и опошлить его до своего личного уровня. Поэтому любое высказывание о подлинной поэзии неизбежно оказывается высказыванием и о своей собственной жизни. Пушкин позволяет нам вглядываться в нас самих. Тем и ценны для меня все процитированные выше сочинения.

Стихотворение В. В. Набокова о Толстом

Толстой

Картина в хрестоматии: босой
старик. Я поворачивал страницу,
мое воображенье оставалось
холодным. То ли дело — Пушкин: плащ,
скала, морская пена... Слово «Пушкин»
стихами обрастает, как плющом,
и муза повторяет имена,
вокруг него бряцающие: Дельвиг,
Данзас, Дантес, — и сладостно-звучна
вся жизнь его, — от Делии лицейской
до выстрела в морозный день дуэли.
К Толстому лучезарная легенда
еще не прикоснулась. Жизнь его
нас не волнует. Имена людей,
с ним связанных, звучат еще незрело:
им время даст таинственную знатность,
то время не пришло; назвав Черткова,
я только б сузил горизонт стиха.
И то сказать: должна людская память
утратить связь вещественную с прошлым,
чтобы создать из сплетни эпопею
и в музыку молчанье претворить.
А мы еще не можем отказаться
от слишком лестной близости к нему
во времени. Пожалуй, внуки наши
завидовать нам будут неразумно.
Коварная механика порой
искусственно поддерживает память.
Еще хранит на граммофонном диске
звук голоса его: он вслух читает,
однообразно, торопливо, глухо,
и запинается на слове «Бог»,
и повторяет: «Бог», и продолжает
чуть хриплым говорком, — как человек,
что кашляет в соседнем отделенье,
когда вагон на станции ночной,
бывало, остановится со вздохом.
Есть, говорят, в архиве фильмов ветхих,
теперь мигающих подслеповато,
яснополянский движущийся снимок:
старик невзрачный, роста небольшого,
с растрепанною ветром бородой,
проходит мимо скорыми шажками,
сердясь на оператора. И мы
довольны. Он нам близок и понятен.
Мы у него бывали, с ним сидели.
Совсем не страшен гений, говорящий
о браке или о крестьянских школах...
И, чувствуя в нем равного, с которым
поспорить можно, и зовя его
по имени и отчеству, с улыбкой
почтительной, мы вместе обсуждаем,
как смотрит он на то, на се... Шумят
витии за вечерним самоваром;
по чистой скатерти мелькают тени
религий, философий, государств, —
отрада малых сих... Но есть одно,
что мы никак вообразить не можем,
хоть рыщем мы с блокнотами, подобно
корреспондентам на пожаре, вкруг
его души. До некой тайной дрожи,
до главного добраться нам нельзя.
Почти нечеловеческая тайна!
Я говорю о тех ночах, когда
Толстой творил, я говорю о чуде,
об урагане образов, летящих
по черным небесам в час созиданья,
в час воплощенья... Ведь живые люди
родились в эти ночи... Так Господь
избраннику передает свое
старинное и благостное право
творить миры и в созданную плоть
вдыхать мгновенно дух неповторимый.
И вот они живут; все в них живет —
привычки, поговорки и повадка;
их родина — такая вот Россия,
какую носим мы в той глубине,
где смутный сон примет невыразимых, —
Россия запахов, оттенков, звуков,
огромных облаков над сенокосом,
Россия обольстительных болот,
богатых дичью... Это все мы любим.
Его созданья, тысячи людей,
сквозь нашу жизнь просвечивают чудно,
окрашивают даль воспоминаний, —
как будто впрямь мы жили с ними рядом.
Среди толпы Каренину не раз
по черным завиткам мы узнавали;
мы с маленькой Щербацкой танцевали
заветную мазурку на балу...
Я чувствую, что рифмой расцветаю,
я предаюсь незримому крылу...
Я знаю, смерть лишь некая граница:
мне зрима смерть лишь в образе одном,
последняя дописана страница,
и свет погас над письменным столом.
Еще виденье, отблеском продлившись,
дрожит, и вдруг — немыслимый конец...
И он ушел, разборчивый творец,
на голоса прозрачные деливший
гул бытия, ему понятный гул...
Однажды он со станции случайной
в неведомую сторону свернул,
и дальше — ночь, безмолвие и тайна...

1928

Ранее Ctrl + ↓